"... Поодаль, как уступка белизне,           
клубятся, сбившись в тучу, олимпийцы,  
спиною чуя брошенный извне                   
взгляд живописца -- взгляд самоубийцы".
Иосиф Бродский

Короткий декабрьский день стремительно погружался в сумерки. За окном вагона мелькал однообразный пейзаж, где невысокие, заросшие сплошным лесом, горы чередовались с аккуратно расчленёнными прямоугольниками сельскохозяйственных угодий, кое-где присыпанных первым снегом. Погасив сигарету, Роберт устало откинулся на спинку сидения и прикрыл глаза.
"До намеченного телефонного звонка оставалось ещё несколько минут. Поэтому неплохо было бы уточнить у кондуктора, насколько серьёзна недавняя железнодорожная катастрофа, и успела ли информация о ней просочиться на телевидение", -- подумал он.
Но кондуктор, как назло, уже больше часа не появлялся, поэтому Роберт решил, что придётся сориентироваться во время разговора. Он достал из внутреннего кармана пиджака мобильный телефон и набрал домашний номер. После нескольких сигналов послышался голос жены.
"Как хорошо, что ты позвонил, -- залепетала она. -- По телевизору каждые полчаса передают о катастрофе на железной дороге. Это, правда, в другом конце страны, но мы все очень волнуемся. Ты ведь уже на подступах к дому?".
"К сожалению, нет, дорогая. Вынужден сказать, что задерживаюсь. Причём, по всей вероятности, надолго. Рано утром мне пришлось заехать в Кобленц, а теперь отсюда не выберешься".
"Господи, что тебе там понадобилось?" -- воскликнула жена.
"Да так, наметились новые партнёры, -- парировал он уклончиво. -- Ничего не получилось, правда, но застрял я, по-видимому, надолго".
"С тобой всё в порядке? -- в её голосе чувствовалось волнение. -- Эта авария..."
"Дорогая, не волнуйся! Всё o'key. Я попал в город задолго до происшествия. Думал выехать скорым около двух, чтобы к семи быть дома. Но торчу в баре более трёх часов, и теперь уже ясно, что к семи не поспею".
"Тогда надо отменить день рождения? Или перенести его на завтра?"
"Ни в коем случае! Только что объявили посадку, так что я опоздаю всего на час-полтора. Начинайте без меня. До скорого!"
Роберт отключил телефон, развалился на сидении и под равномерный стук колёс погрузился в дорожную дрёму.
Около шести вечера он вышел на вокзале родного города, взял такси и поехал в гостиницу "Маритим". Сообщив администратору своё имя, Роберт добавил, что для него должен быть забронирован номер с видом на Блюменштрассе.
"Да, да, разумеется, так оно и есть", -- подтвердил сотрудник гостиницы, отдавая приезжему ключ. Роберт подхватил дорожный саквояж и направился к лифту. Войдя в номер, он тщательно запер за собой дверь и подошёл к окну. Внизу высвеченная неоновым светом от перекрёстка до перекрёстка вытянулась знакомая ему с самого детства тихая внутриквартальная улица. Вот парфюмерная лавчонка, где его жена много лет подряд покупает бытовые мелочи. Рядом газетный киоск, куда он каждое утро заходит за свежей газетой. В следующем здании -- цветочный магазин, хозяйка которого хорошо знает вкусы женской половины семьи. А вот и трёхэтажный дом из серого кирпича и четыре окна в мансардном этаже. В окне показалась жена, и Роберт, невольно вздрогнув от неожиданности, отступил в глубину комнаты.
"Глупо, -- отдёрнул он тотчас себя. -- Если в помещении темно, то увидеть снаружи стоящего у окна человека просто невозможно".
Тем не менее, он задёрнул шторы, оставив между ними узкую полосу, и достал сигарету. Часы на соседней церкви пробили половину седьмого.
Как странно смотреть на окна своей квартиры из дома напротив. Как будто ты уже не ты, а тот лысоватый старик, целыми днями свешивавшийся из окна с трубкой в руке и неотрывно наблюдавший за соседями. В детстве Роберт не замечал его, но перейдя тридцатилетний рубеж, стал относиться к любопытному старику с лёгким раздражением. Когда же однажды этот наблюдательный курильщик сообщил ему о том, что в его квартире расточительно обращаются со светом, Роберт взорвался и посоветовал старику сменить привычку торчать в окне на отдых в постели. Буквально через несколько дней после этого инцидента дотошный наблюдатель исчез. А потом дом старика снесли и на его месте построили многоэтажный "Маритим". Тогда Роберту не пришло в голову искать какую-либо ирреальную связь между исчезновением старика и своим выпадом, но сейчас его вдруг пронзила мысль, что, нагрубив пожилому человеку, он невольно подвёл черту под смыслом всей его жизни. Возможно, точно так же кто-то когда-нибудь поступит и с ним самим.
Роберт сделал несколько глубоких затяжек, закашлялся и погасил сигарету.
"Какая чушь лезет в голову", -- сказал он себе шёпотом и продолжил наблюдение за окнами своей квартиры.
Внезапный телефонный звонок вывел его из оцепенения. Он полез во внутренний карман пиджака. На дисплее высветился домашний телефон.
"Как дела? -- спросила жена. -- Поезд движется без задержек?"
"Как будто бы. Я немного вздремнул, -- медленно приходя в себя, ответил Роберт. -- Скоро начнут собираться гости..."
"...А виновника торжества нет дома, -- закончила фразу жена. -- Очень мило с твоей стороны. -- Он видел, как с телефоном в руке она подошла к окну гостиной и посмотрела на улицу. -- Непроизвольно выглядываю тебя, хотя понимаю, что тебе ещё надо проехать километров двести. Правда, смешно?"
"Очень", -- сухо ответил супруг и напомнил, чтобы вечеринка начиналась без него.
Жена отошла от окна и вскоре они вместе с дочерью появились на кухне. А в окне гостиной несколько раз промелькнул сын именинника.
Роберт отключил телефон, раскрыл дорожный саквояж и извлёк из него небольшой футляр с фирменным знаком "Celsius". Затем смонтировал треногу, установил подзорную трубу и направил её на окна своей квартиры. Приближение было таким мощным, что можно было разглядеть даже хлебные крошки на кухонном столе.
"Вот это да!" -- причмокнул он и навёл прибор на голову своей жены, которая в этот момент подняла лицо и как будто глянула прямо ему в глаза. От неожиданности Роберт отпрянул назад, чуть было не сбив треногу. Но уже в следующую секунду женщина снова склонилась над овощным салатом, и он перевёл дух.
Часы на соседней церкви пробили семь ударов. К дому подъехал красный Mersedes, из которого вышли его чопорный кузен со своей ненаглядной худосочной женой, помешанной на диетах и женских журналах. Роберт скользнул по ним равнодушным взглядом и направил подзорную трубу на окна своей квартиры. Услышав, наверное, дверной звонок, жена неторопливо направилась в холл. Дочь последовала за ней, поправляя на ходу причёску. Именинник снова опустил трубу и увидел, как возле дома припарковывались чёрный BMW одного очень назойливого друга семьи и ярко-зелёный Fiat университетского приятеля, из года в год приходящего на день рождения к Роберту с новой любовницей и ворохом бородатых пошлых анекдотов. Тем временем в гостиной кузен и его супруга уселись в кресла; дочь хозяина дома предложила им виски; сын направился к музыкальному центру, а жена снова промелькнула в кухонном окне и исчезла.
"Наверное, пошла открывать дверь следующей партии гостей", -- подумал Роберт, заметив краем глаза плавно подкативший в эту минуту к дому синий Volkswagen Арчибальда, бывшего соседа и друга детства его супруги, который, не имея определённой профессии, умудрялся каким-то образом всё время держаться на плаву и большую часть года проводить на французской Ривьере. Физиономия этого типчика была такой смазливой и слащавой, что Роберт не мог не выдвинуть гипотезу о его альфонской деятельности. Но жена всякий раз страшно обижалась, когда он начинал развивать эту тему.
"Кстати сказать, красавчик до последнего дня не был уверен, что поспеет на семейное торжество, -- пробурчал именинник. -- Но, видимо, очень постарался. Наверное, почувствовал, что меня не будет дома".
Роберт не то, чтобы ревновал к нему жену, но он подозревал, что между ними в юности всё-таки что-то было и это что-то вот уже много лет не давало ему покоя. Тем более, что жена всегда приглашала своего бывшего соседа на все семейные меропрятия, так как он, оказывается, оставался единственной нитью, связывающей её взрослую жизнь с безоблачным детством и юностью, оставшимися вне поля зрения любопытного супруга. И всё же главной причиной сегодняшней затеи были не взаимоотношения альфонса и хозяйки дома. Роберту вдруг захотелось посмотреть на близких по жизни людей со стороны, обнажив их истинное отношение к нему расстоянием в несколько десятков километров. Только в этом случае, считал он, можно рассчитывать на полную искренность. Красавчик грациозно вылез из автомобиля с огромным букетом ярко-красных роз и направился к двери. Роберт навёл подзорную трубу на окно кухни. Жена сняла фартук и поспешила к выходу. Звонок альфонса всегда был особенным, так что, спутать его с кем-нибудь другим было невозможно. И Роберту пришлось невольно констатировать, что только друга своей молодости хозяйка дома встречает без фартука.
Остальные гости уже развалились в креслах, потягивали виски и, по-видимому, слушали заготовленные хозяином дома музыкальные новинки. Сын стоял у окна, в любую минуту готовый сменить компакт-диск, а дочь, подсев на подлокотник к тётке, показывала ей какой-то новый журнал мод. Жена кузена, как всегда, была одета в неопределённого цвета костюм и, глубоко усевшись в кресло, задрала подол юбки гораздо выше своих подростковых колен. Единственным, кто смотрел на них в этот момент, был Роберт, -- а у него эти назойливые колени всегда вызывали лишь ехидную улыбку. "И это неудивительно, -- отметил про себя именинник, -- потому как никакой другой реакции у представителей сильного пола эта дамочка вызывать не могла. Что же касается кузена, то доставшееся ей от бог знает какого дальнего родственника наследство обеспечило последнему праздное безбедное существование, ради которого можно настолько стать философом, чтобы не замечать ограниченность и отсутствие вкуса у своей жены".
Роберт так увлёкся мыслями о родственниках, что совершенно забыл о собственной супруге и красавчике, прибывшем пять минут назад прямо с французской Ривьеры. Он стал переводить подзорную трубу с одного окна но другое, но их нигде не было видно. Неужели до сих пор торчат в холле? Или?.. Хоть бы кто-нибудь вспомнил о них! Но нет, гости медленно посасывали виски под пошлые анекдоты робертовского университетского друга и заготовленную заранее хозяином дома новую интерпретацию на тему Дебюсси. Тогда виновник торжества вспомнил о мобильном телефоне и набрал домашний номер.
К телефону подошла хозяйка дома:
"Дорогой, все уже в сборе! Нет только тебя!"
"Не может быть! -- огрызнулся он и тотчас осведомился, -- неужели даже альфонс пожаловал?"
"Фу, какой ты всё-таки несносный, -- в голосе жены присутствовали несвойственные ей кокетливые нотки, как будто она была героиней дрянной мыльной оперы. Это так резало слух, что Роберт не сдержался:
"Так прибыл этот типчик или нет?!"
"Роберт, -- сказала жена тоже немного резковато, -- я тысячу раз просила тебя выбирать выражения! Арчи стоит рядом и просит передать ему трубку".
"Скажи, что у меня садится батарейка, а часа через два он сможет засвидетельствовать мне своё почтение за столом", -- и Роберт отключил телефон.
Через минуту жена с букетом цветов и взятым под руку альфонсом появилась в гостиной. Именинник сразу же навёл трубу на её лицо, -- но никаких следов спешной ласки на нём не нашёл. А вот у альфонса на щеке красовался след от помады. Худосочная супруга кузена сразу же вскочила и, наслюнявив свой платочек, принялась оттирать помаду со щеки красавчика.
"Было бы удивительно, если бы она этого не сделала", -- подумал Роберт.
Потом все повернулись в сторону его университетского приятеля, который, резко жестикулируя, вспомнил, должно быть, по этому поводу очередной анекдот. В течение двух-трёх минут гостей и хозяев сотрясал хохот. Даже сын Роберта, считавший пошлость дурным вкусом и всегда, назло моде, восстававший против фривольных разговоров, не удержался от улыбки.
"Немое кино под названием: "День рождения без именинника", -- пробурчал Роберт, откинувшись на спинку стула. -- Многое бы я отдал за то, чтобы его озвучить".
Вскоре гости расселись за столом. Роберт переводил подзорную трубу с одних губ на другие, но понять, о чём они говорят, не мог. Судя по улыбкам, искрящимся глазам и раскованным жестам, за столом сложилась непринуждённая, соответствующая случаю обстановка, и отсутствие виновника торжества как будто бы не ощущалось. Первый тост решил произнести альфонс. Он поднялся с бокалом шампанского в руке и обратился к хозяйке дома. Роберту показалось, что голос этого типчика наполнил гостиничный номер:
"Поскольку герой нашего сегодняшнего праздника пока ещё не прибыл к столу, я предлагаю выпить за его жену".
Далее он, наверное, стал красочно описывать красоту, обаяние и хороший вкус жены именинника, которая как-то, как показалось Роберту, очень кисло улыбалась ему в ответ. Дело в том, что красавчик обладал поразительной способностью изъясняться штампами, и это было единственное его качество, неизлечимо раздражавшее хозяйку дома. Однако, ради общих воспоминаний о безоблачном детстве, она щедро прощала альфонсу этот недостаток.
Роберт успел выкурить полсигареты, пока оратор не иссяк и гости, наконец, не опустошили бокалы. Потом все одновременно с жадностью накинулись на еду. И тут именинник почувствовал, что у него засосало под ложечкой. В конце концов, он совершенно спокойно мог оставить свой наблюдательный пост минут на двадцать и заморить червячка в гостиничном кафе, что Роберт и сделал незамедлительно. Выпив одну за другой три порции шотландского виски, он наскоро закусил его каким-то похожим на пластмассу бутербродом и, захватив с собой бутылку рома, поднялся в номер. В гостиной всё шло без изменений. Застолье по случаю дня рождения благополучно продолжалось без виновника торжества. Часы на соседней церкви пробили восемь. Роберт достал мобильный телефон и набрал домашний номер. Дочь потянулась к телефонной трубке на журнальном столике.
"Ну, как дела?" -- спросил он, не отрываясь от подзорной трубы.
"Начали без тебя, но очень надеемся, что ты вот-вот появишься", -- ответила девушка.
Роберт слышал и видел, как все наперебой стали требовать телефонную трубку, чтобы лично высказать имениннику своё "фи", поскольку он до сих пор ещё находится чёрт знает где! Кузен протянул к трубке рюмку, предлагая перелить Роберту через телефонный кабель несколько капель коньяка. Университетский приятель кричал, чтобы Роберт немедленно слез с прекрасной попутчицы и направился домой, где его ждут разъярённые гости. А друг семьи и его жена предложили имениннику выпрыгнуть из вагона и пересесть на полицейский вертолёт. Только альфонс и хозяйка дома, замерев с бокалами шампанского в руке, молчали под общий всплеск плоского остроумия.
"Фигляры!" -- подумал Роберт и выключил аппарат. Но уже в следующую секунду снова набрал домашний номер и попросил дочь выйти с телефоном в холл.
"Папа, скажи честно, насколько ты действительно задерживаешься?" -- спросила она.
"Теперь уже и сам не знаю. Только что опять объявили вынужденную техническую остановку".
"А где находится поезд?"
"Не могу понять, за окном кромешная темнота, а кондутор уже давно не показывался. Послушай, дочка, у меня к тебе большая просьба. Ты вернись в гостиную, но телефон не выключай. Тогда я как будто бы буду вместе с вами".
"Странная идея!.."
"Почему бы и нет? Очень даже оригинально!"
"Ладно, давай попробуем", -- хихикнула девушка, вошла в гостиную и положила телефонную трубку рядом со своей тарелкой.
"Ну, что, где он находится сейчас?" -- спросила хозяйка дома, перекрикивая застольный шум.
"Сам не знает", -- проинформировала присутсвующих дочь Роберта.
"Нельзя на свой день рождения планировать командировки", -- многозначительно заметил кузен, который не работал ни одного дня в своей жизни.
"Да дело не в этом, просто, не повезло с погодой, -- сказал университетский приятель. -- Хотя, если с ним в купе симпатичная девушка, то это нельзя назвать невезением".
"Господи, -- вздохнула жена Роберта, -- у тебя вечно одна и та же тема. В Кобленце, между прочим, авария, он из-за этого и застрял".
И гости стали дружно обсуждать дорожные неприятности и неудовлетворительную работу железнодорожного ведомства.
В этот момент раздался звонок в дверь. Роберт тотчас опустил подзорную трубу и увидел перед домом человека в длинном сером плаще и широкополой шляпе, который снова протянул руку к дверному звонку.
"Кто бы это мог быть?" -- удивилась жена, вставая, и направилась в холл.
Роберт тоже был озадачен и снова скользнул трубой по спине незнакомца, державшего в руке чёрный дорожный саквояж. Затем он невольно бросил взгляд на свой саквояж, стоящий у его ног, потом ещё раз на саквояж незнакомца, потом на свой серый плащ, который он полтора часа назад бросил на кровать, и на свою широкополую шляпу, и снова посмотрел на шляпу незнакомца и вынужден был констатировать, что стоящий у его дома человек одет точно также, как он и держит в руке точно такой же, как у него, дорожный саквояж. Минуты через две незнакомец толкнул входную дверь и скрылся в полумраке дома. Роберт невольно перевёл подзорную трубу на окно гостиной и прижал поплотнее телефонную трубку к уху.
"А я вам говорю, что это прибыл сам Роберт, -- как будто-бы издалека услышал именинник голос своего университетского приятеля. Мы с ним в молодости иногда откалывали подобные номера".
"Как же это может быть, если пять минут назад он звонил сюда по телефону?" -- заметила худосочная жена кузена.
"Да очень просто, -- не унимался любитель пошлых анекдотов, -- звонил он со своего мобильного телефона, находясь на полпути между вокзалом и домом. А сейчас может ещё раз позвонить прямо из лестничной клетки..."
В этот момент послышался звук отпираемой входной двери и, сидящий в гостиничном номере, Роберт отчётливо услышал из прихожей радостный возглас своей жены: "Ну, наконец! Опять твои шуточки!" Гости выскочили из-за стола и стали проталкиваться в холл. Не выключая телефонную трубку, дочь переложила её на журнальный столик и тоже поднялась. В общем гуле доносившихся из холла поздравлений и поцелуев очень трудно было что-либо разобрать, но Роберт всё-таки услышал произнесёную им самим как бы с магнитофонной ленты фразу: "Все за стол! День рождения продолжается!"
Гости один за другим возвращались в гостиную и рассаживались по местам. Предпоследней вернулась к столу хозяйка дома, а следом за ней в комнату вошёл как две капли воды похожий на Роберта мужчина в тёмно-синем костюме. Роберт невольно скосил глаза в висящее над гостиничной кроватью зеркало и, увидев в нём себя, сидящего на стуле перед треногой с подзорной трубой точно в таком же тёмно-синем костюме, почувствовал, как холодный пот выступает у него лбу. Левая рука судорожно вцепилась в оптический прибор, а правой он всё сильнее и сильнее прижимал телефонную трубку к уху.
Выглядевший как Роберт незнакомец занял свободное место во главе стола, и веселье грянуло с новой силой. Шутки, смех, анекдоты слились в однообразный шум под аранжировки известного джазового импровизатора. Именинник, сидящий напротив своего дома в гостинице, уже больше не следил за женой и альфонсом и не пытался вычленить фразы из общего гула, а только неотрывно смотрел на себя самого, то есть на незнакомца, занявшего место хозяина дома в его квартире, судорожно вспоминая всё, прочитанное им когда-либо об эзотерике, психоанализе, телепатии, колдовстве и чертовщине, и предпринимал безуспешные попытки вернуть себе способность здраво осмыслить происходящее. Но ничего не получалось. Превратившись в истукана, Роберт впал в состояние полнейшей прострации. Принявший его облик человек пил, ел, разговаривал и смеялся точно так же, как он и не испытывал, казалось, при этом никаких угрызений совести, вытеснив реального Роберта из домашней обстановки. Внезапно у сидящего в гостинице именинника зачесался нос, и он поднёс левую руку к лицу, с ужасом наблюдая за тем, как его двойник синхронно повторил то же самое движение руки, поставив предварительно на стол сжимаемый ею бокал. А в следующую минуту кто-то из гостей потребовал от хозяев дома подтвердить семейную гармонию поцелуем. Тогда незнакомец поднялся, наклонился к его жене и впился в её губы.
Поцелуй длился несколько минут. Хозяйка дома не только не сопротивлялась, но даже обвила руками шею незнакомца, который запустил руку ей под блузку. Ошалевшие от неожиданности и выпитого алкоголя гости стали вдруг скандировать: "Ещё!", "Ещё!", "Ещё!". И под Робертом как будто бы распрямилась гигантская пружина. Он с такой силой подпрыгнул вверх, что, потеряв равновесие, сначала задел треногу с подзорной трубой, а потом упал в проход между кроватью и окном, ударившись виском об угол тумбочки. После чего наступила кромешная темнота...

... Разбудил его бой часов на соседней церкви. Переведя тело в сидячее положение, Роберт невольно потянулся к бутылке рома и сделал несколько больших глотков. Потом потрогал зудевший висок и, опираясь на кровать, с трудом заставил себя подняться. Высвеченная неоновым светом от перекрёстка до перекрёстка Блюменштрассе безмятежно спала под тонкой вуалью свежего снега. Также безмятежно спал и трёхэтажный дом напротив, и четыре окна в мансардном этаже, где ещё недавно мелькали пришедшие поздравить хозяина дома с круглой датой многочисленные гости. Под ногами валялась тренога с подзорной трубой, стекло которой треснуло посередине. Постепенно Роберт восстановил цепочку недавних событий и почувствовал какую-то неведомую ему доселе щемящую боль в груди. Что делать? Куда идти? Как жить дальше? Он и раньше задавал себе эти вопросы, но не для того, чтобы найти истину, а просто так -- по инерции. Сейчас же ему хотелось получить немедленные ответы. Вспыхнувший внезапно в окне его кухни свет, вернул Роберта в реальное измерение. Он поднял с пола подзорную трубу и навёл её на хозяйку дома, которая в этот момент переливала в бокал остатки шампанского. Сквозь полупрозрачную ткань ночной рубашки бесстыдно проступало её нагое тело, а ярко-красные, как полученные вчера от альфонса розы, ногти, казалось, истошно кричали о том, чего именинник никогда раньше не замечал в своей жене. Ровно через минуту на кухне появился второй человек. Но Роберт никак не мог узнать его, потому-как трещина на стекле подзорной трубы в любом её положении рассекала лицо вошедшего на две несовмещаемые части. Незнакомец подошёл к женщине сзади и обнял её за талию. Она же неторопливо допила шампанское, поставила бокал на стол и, не размыкая рук возлюбленного, грациозно повернулась к нему лицом. Поцелуй их был мучительно долгим и, наверное, пьянящим. Потом они, обнявшись, направились к двери. Покидая помещение, хозяйка дома протянула руку к выключателю, и свет погас.
Роберт отбросил подзорную трубу и надел пальто. Покинув номер, он неторопливо спустился по лестнице и, сообщив шагнувшему ему навстречу портье о намерении немного подышать свежим воздухом, вышел из отеля. Также неторопливо пересёк проезжую часть улицы, отпер входную дверь своего дома и поднялся на третий этаж. Стараясь производить как можно меньше шума, Роберт вставил ключ в замочную скважину и медленно повернул его против часовой стрелки. Знакомый запах родного дома чуть было не выдавил из него слезу, но он взял себя в руки, тихо прикрыл дверь, повесил пальто на вешалку, снял туфли и направился в сторону супружеской спальни. Но перед тем, как войти туда, Роберт несколько минут простоял в холле, как будто собирался с мыслями. Потом взялся за дверную ручку, осторожно открыл дверь и вошёл в комнату. Задёрнутые шторы так фильтровали неоновый свет с улицы, что в спальне царил белесый полумрак. Жена безмятежно спала на левом боку, как всегда положив руку под щёку. А за её спиной на кровати хозяина дома спал другой человек. Сомнений быть не могло, -- Роберт отчётливо видел под одеялом очертания чужого тела и на какое-то время замер в нерешительности. Затем, неслышно ступая, направился в кухню, открыл выдвижной ящик буфета, нашарил там самый большой нож и вернулся в спальню. Женщина по-прежнему спала, чему-то улыбаясь. Бесшумно огибая огромную двуспальную кровать, хозяин дома невольно удивился тому, что, несмотря на сильно натопленную комнату, лежащий рядом с его женой человек почему-то натянул одеяло на голову. Но времени на размышление не было, и, боясь упустить подходящий момент, Роберт уже в следующее мгновение со всей силой всадил кухонный нож в накрытую одеялом подушку. Однако, мёртвая тишина ночи, как это ни странно, не была разорвана ни криком, ни стоном, ни воплем...

... Полицейский комиссар оказался чрезмерно желчным, сухим и педантичным. Он допрашивал хозяйку дома уже в третий раз, задавая одни и те же вопросы. Она же была настолько подавлена и угнетена, что отвечала невпопад, путала события и явно вызывала подозрения.
"Итак, -- снова зарядил комиссар, -- вы проснулись рано утром и обнаружили рядом труп своего мужа?".
В этот момент в комнату вошёл немолодой с огромной седой шевелюрой человек и немедленно вступил в разговор:
"Разрешите представиться, Леон Эллерс. Адвокат. Так как моя клиентка находится на грани нервного срыва, я настоятельно прошу Вас, комиссар, прекратить допрос".
Полицейский недовольно хмыкнул и попросил адвоката пройти вместе ним в супружескую спальню. Прикрыв за собой дверь, он указал Эллерсу на двуспальную кровать. Труп хозяина дома уже успели унести, и только огромные пятна крови на подушке, простыне и одеяле свидетельствовали о недавнем происшествии.
"Когда я два часа назад вошёл в эту спальню, -- сказал комиссар, -- на кровати под одеялом лежал труп сорокалетнего мужчины, в котором торчал кухонный нож. Вы считаете, мэтр, что супруга убитого имеет право на нервный срыв?"
"Да, поскольку смерть мужа потрясла её ещё сильнее, чем вас".
"Особенно, если принять во внимание, что она сама всадила в него нож по самую рукоятку!"
"Вы всерьёз считаете, что хозяйка дома убила своего супруга?" -- невозмутимо спросил адвокат.
"А вы считаете, что это сделали его дочь или сын?" -- с заметной ехидцей в голосе парировал полицейский.
"Нет, я полагаю, дети здесь ни при чём, -- также невозмутимо заметил Эллерс и тут же добавил, -- А что, если он убил себя сам?".
"Ага. Сначала накрылся одеялом с головой, потом выпростал из-под него руку с ножом, всадил его себе в горло и снова спрятал её под одеяло?" -- усмехнулся комиссар.
Дверь в спальню отворилась и в проёме показался сотрудник полиции.
"Только что выяснилось, что около двух часов ночи из отеля "Маритим", расположенного напротив дома, вышел человек, который затем пересёк улицу, открыл входную дверь этого дома и вошёл внутрь".
Чуть позже комиссар приступил к допросу ночного портье в присутствии мэтра Эллерса.
"Раскажите нам подробно, что необычного вы заметили прошедшей ночью?"
"В два часа в вестибюль спустился один из гостей отеля и сказал, что хочет немного подышать свежим воздухом. Я был удивлён и поэтому невольно проследил за этим господином, который, выйдя из гостиницы, пересёк улицу и, постояв некоторое время у входной двери кирпичного дома напротив, вошёл внутрь".
"Он отпер дверь ключом или она была открыта?"
"Дверь не была распахнута. А ключ в руках господина на таком расстоянии я разглядеть не мог".
"Да, да, разумеется, -- согласился комиссар. -- Что ещё вы можете нам сообщить?"
"Около восьми вечера этот господин спускался в кафе, но буквально через двадцать минут я видел, как он садился в лифт".
Затем ночной портье повёл комиссара и адвоката в номер, числившийся за странным гостем. Комната была пуста, постель нетронута. На полу у окна валялась тренога с закреплённой на ней подзорной трубой фирмы "Celsius". Леон Эллерс поднял её и навёл трубу на окна дома напротив.
"Более удобную позицию для наблюдения за квартирой жертвы, пожалуй, не найти, -- заметил он невзначай.
Комиссар тоже глянул в трубу, чертыхнулся и спросил портье, на чьё имя записан номер.
"На имя Арчибальда Креммера".
"А что, если...", -- начал было мэтр, но комиссар прервал его на полуслове:
"Господин портье, я вынужден попросить вас отправиться в морг для опознания трупа".
Полчаса спустя ночной портье признал в убитом вышедшего на прогулку в два часа ночи гостя отеля из номера с подзорной трубой.
А ещё через час мэтр Эллерс позвонил вдове Роберта и спросил её, не слышала ли она когда-нибудь что-нибудь о человеке по имени Арчибальд Креммер.
"Это артистический псевдоним нашего друга и моего бывшего соседа Арчи Кельнера, который вчера вечером был у нас на дне рождения", -- ответила убитая горем женщина.

2003-2005
Германия, Hannover