9 мая 2008 года исполняется 85 лет со дня рождения Булата Окуджавы, человека, который не нуждается в представлениях, чье имя стало символом эпохи.

Вот что писал о себе сам Окуджава в ироничном рассказе, озаглавленном "Гений":

"Это было задолго до войны. Летом. Я жил у тети в Тбилиси. Мне было двенадцать лет. Как почти все в детстве и отрочестве, я пописывал стихи. Каждое стихотворение казалось мне замечательным. Я всякий раз читал вновь написанное дяде и тете. В поэзии они были не слишком сведущи, чтобы не сказать больше. Дядя работал бухгалтером, тетя была просвещенная домохозяйка. Но они очень меня любили и всякий раз, прослушав новое стихотворение, восторженно восклицали: "Гениально!".

Тетя кричала дяде: "Он гений!". Дядя радостно соглашался: "Еще бы, дорогая. Настоящий гений!". И это ведь все в моем присутствии, и у меня кружилась голова.

И вот однажды дядя меня спросил:

- А почему у тебя нет ни одной книги твоих стихов? У Пушкина сколько их было... и у Безыменского... А у тебя ни одной...

Действительно, подумал я, ни одной, но почему? И эта печальная несправедливость так меня возбудила, что я отправился в Союз писателей, на улицу Мачабели.

Стояла чудовищная тягучая жара, в Союзе писателей никого не было, и лишь один самый главный секретарь, на мое счастье, оказался в своем кабинете. Он заехал на минутку за какими-то бумагами, и в этот момент вошел я.

- Здравствуйте,- сказал я.

- О, здравствуйте, здравствуйте,- широко улыбаясь, сказал он. - Вы ко мне?

Я кивнул.

- О, садитесь, пожалуйста, садитесь, я вас слушаю!..

Я не удивился ни его доброжелательной улыбке, ни его восклицаниям и сказал:

- Вы знаете, дело в том, что я пишу стихи...

- О!- прошептал он.

- Мне хочется... я подумал: а почему бы мне не издать сборник стихов? Как у Пушкина или Безыменского...

Он как-то странно посмотрел на меня. Теперь, по прошествии стольких лет, я прекрасно понимаю природу этого взгляда, и о чем он подумал, но тогда...

Он стоял не шевелясь, и какая-то странная улыбка кривила его лицо. Потом он слегка помотал головой и воскликнул:

- Книгу?! Вашу?!. О, это замечательно!.. Это было бы прекрасно!- Потом помолчал, улыбка исчезла, и он сказал с грустью:- Но, видите ли, у нас трудности с этим... с бумагой... это самое... у нас кончилась бумага... ее, ну, просто нет... финита...

- А-а-а,- протянул я, не очень-то понимая,- может быть, я посоветуюсь с дядей?

Он проводил меня до дверей.

Дома за обедом я сказал как бы, между прочим:

- А я был в Союзе писателей. Они там все очень обрадовались и сказали, что были бы счастливы издать мою книгу... но у них трудности с бумагой... просто ее нет...

- Бездельники,- сказала тетя.

- А сколько же нужно этой бумаги?- по-деловому спросил дядя.

- Не знаю,- сказал я,- я этого не знаю.

- Ну,- сказал он,- килограмма полтора у меня найдется. Ну, может, два...

Я пожал плечами.

На следующий день я побежал в Союз писателей, но там никого не было. И тот, самый главный, секретарь тоже, на его счастье, отсутствовал".

Булат долгое время свои песни не пел, он страшно стеснялся… Он, конечно, уже кое-что про себя понимал, но все-таки это воспринималось как нечто домашнее, годное для того, чтобы напевать или на закуску эти песни петь. Первое самое крупное выступление в Москве было в новогоднюю ночь с 59-го на 60-й год.

Как только песни стали звучать, стали и пленки распространяться по Москве. Тут же началась настоящая травля. Причем вполне официальная. Не только, скажем, композитор Соловьев-Седой, выступая по телевидению, сказал, что у Окуджавы белогвардейские мелодии, не только… Стали появляться фельетоны.

Окуджава был сложным человеком. По-своему очень жестким.

И лишь сейчас пришло время, наконец, прочесть Окуджаву, его стихи. Уникальность Окуджавы в том, что ему-то уж с его гитарой сам Бог велел быть наряду с эстрадниками. А он на удивление просто сохранил эту поэтическую целомудренность. Многие стихи настолько обаятельны и прекрасны…


Когда его родителей забрали, Булат остался с бабушкой в Москве. Но в 16 лет переехал к родственникам в Тбилиси. В 1942 году добровольцем прямо из девятого класса ушёл на фронт. Сначала был миномётчиком. Воевал под Моздоком. В декабре 1942 года был ранен. Уже в 1986 году Окуджава вспоминал, как это произошло: "Над нашими позициями появился немецкий корректировщик. Летел он высоко. На его ленивые выстрелы из пулемёта никто не обращал внимания. Только что закончился бой. Все расслабились. И надо же было: одна из шальных пуль попала в меня. Можно представить мою обиду: сколько до этого было тяжёлых боёв, где меня щадило! А тут в совершенно спокойной обстановке - и такое нелепое ранение" Потом служил радистом в тяжёлой артиллерии. Будучи полковым запевалой, в 1943 году на фронте сочинил первую песню "Нам в холодных теплушках не спалось". После демобилизации экстерном сдал экзамены за среднюю школу. Окончил в 1950 году филфак Тбилисского университета. Студентом познакомился с Александром Цыбулевским, который во многом открыл Окуджаве мир русской поэзии. Получив диплом, устроился школьным учителем в калужском селе Шамордино. Первую книгу "Лирика" выпустил в Калуге в 1956 году.

После ХХ съезда мать писателя реабилитировали и им вдвоём вновь разрешили поселиться в Москве. В начале 1957 года исполнял обязанности заместителя редактора по отделу литературы в газете "Комсомольская правда". Какое-то время работал редактором издательства "Молодая гвардия". Оттуда ушёл в "Литгазету". В 1961 году К.Паустовский повесть писателя "Будь здоров, школяр" включил в альманах "Тарусские страницы". Но официальная критика эту повесть за пацифистские мотивы в оценке переживаний молодого человека на войне не приняла, правда, в 1965 году В.Мотылю удалось эту повесть экранизировать, дав фильму другое название - "Женя, Женечка и Катюша". Тогда же, в 1961 - 1962 годах, официальная критика осудила и многие песни Окуджавы. По мнению руководства Союза писателей России, "большинство этих песен не выражали настроений, дум, чаяний нашей героической молодёжи". В середине и конце 1960-х годов писатель не раз бравировал своей независимостью, подписывал письма в защиту Ю.Даниэля и А.Синявского, печатался за границей. Однако все эти поступки, как правило, сходили ему с рук. Может, потому, что, когда надо, он умел каяться, в частности, в ноябре 1972 года напечатав покаянное заявление в "Литгазете". Правда, сам Окуджава позднее эту историю интерпретировал по-другому. По его версии, в 1971 году партком Московской писательской организации исключил Окуджаву из партии по требованию одного из секретарей горкома КПСС за частые публикации на Западе и за предисловие какого-то эмигранта, обругавшего нашу партию. Целый год Окуджаву никто не издавал, а поскольку кормить семью надо было, он по совету В.Максимова принёс в "Литгазету" к А.Чаковскому письмо общего характера. После чего Окуджаву тут же восстановили в партии и вновь стали повсюду публиковать. В конце 1960-х годов обратился к истории. Сначала Окуджава сочинил пьесу "Глоток свободы" о Михаиле Бестужеве. Потом появился роман "Бедный Авросимов" о Павле Пестеле. Декабристы привели Окуджаву ко Льву Толстому, который в своё время намеревался создать о декабристах роман. Собирая о Толстом материалы, Окуджава заинтересовался, почему жандармы постоянно преследовали писателя. В результате родилась книга "Мерси, или Похождения Шипова", названная автором авантюристическим романом с подлинными фактами. И уже затем появились романы "Путешествие дилетантов" и "Свидание с Бонапартом". Но все эти сочинения вызвали у критиков неоднозначные оценки. Сергей Плеханов, к примеру, считал, что Окуджава занялся XIX веком лишь потому, что тривиальность и литературщину легче скрыть за мишурным блеском исторической экзотики. Самого Окуджаву буквально взбесила статья В.Бунина в 1979 году в журнале "Москва", не оставившая камня на камне от романа "Путешествия дилетантов". Окуджава в публичных выступлениях утверждал, будто статью "писал не Бунин, а целая бригада. Он только дал своё имя. Это не литературно-критическая статья, а политический донос, написанный по заданию редакции "Москвы". Позже Окуджава добавил, что бунинская статья - "это не критика, а политический бандитизм", цель которого - якобы перевести гнев высокого начальства с романа Пикуля "У последней черты" на Окуджаву.

Всенародную славу Окуджаве принёс фильм Андрея Смирнова "Белорусский вокзал", в котором прозвучала лучшая песня поэта. Как признавался уже в 1986 году Окуджава, сначала он не принял предложение режиссёра написать для этого фильма песню. "Дело в том, что фильм требовал стилизации текста под стихи военного времени. По мысли режиссёра, стихи должны исходить не от профессионала, а от человека, сидящего в окопе и пишущего для однополчан о своих друзьях. Мне казалось, что у меня стилизации не получится, поскольку я всегда стремился писать о войне глазами человека мирного времени. А тут надо было сочинять словно "оттуда", из войны. Но тогда, на фронте, мы совсем по-другому думали, по-другому говорили и по-своему пели. Отыщу ли я слова тех лет? И вдруг "сработала" память. Неожиданно вспомнился фронт. Я как бы воочию увидел этого самодеятельного фронтового поэта, думающего в окопе об однополчанах. И тут же сами собой возникли слова будущей песни "Мы за ценой не постоим..."

К сожалению, в последние годы жизни писатель занял крайне ультрарадикальные позиции по отношению и к истории своей страны, и к драматическим событиям постперестроечного периода. Так, он был одним из немногих литераторов, кто подписал "расстрельное" письмо, призывая власть в октябре 1993 года подавить оппозицию в крови. В интервью газете "Подмосковье" писатель признался: "Я смотрел расстрел Белого дома как финал увлекательного детектива - с наслаждением". После этого заявления, естественно, от Окуджавы тут же отшатнулось значительное количество поклонников его ранних песен. В последнее время стали часто появляться публикации о любимых женщинах писателя. В первом браке женой Окуджавы была Галина. Возможно, своё сильное влияние на их отношения оказала утрата первой дочери. Если верить "Комсомольской правде" (2 сентября 2004 года), на рубеже 1970 - 1980 годов музой Окуджавы была сотрудница Института советского законодательства, позже ставшая актрисой, Наталья Горленко. Но умер он в Париже на руках своей второй официальной жены Ольги. Лауреат Госпремии СССР (1991) - за сборник "Посвящается всем". В 1994 году получил Букеровскую премию за роман "Упразднённый театр". Похоронен в Москве на Ваганьковском кладбище.

По материалам сайтов: Peoples.ru, People's History, Культура