Он был очень смелым человеком. Если б в театре существовали воинские звания, то он - генерал, маршал, даже генералиссимус. Причем не потерпевший ни одного поражения. Он возглавлял три театра и везде, начиная с нуля, достигал вершин. Он был не просто замечательный актер, режиссер, педагог, но и выдающийся общественный деятель. Он был последним из великих, оставшихся в ХХ веке.

А начиналась судьба Олега Ефремова очень буднично, не предвещая никаких великих взлетов. Его отец был специалистом легкой промышленности, трудился в конторе с трудновыговариваемым названием "Росстеклофарфорторг". Его детство прошло в арбатских переулках и в воркутинских лагерях - отец Олега Николаевича уехал туда вольнонаемным, работал бухгалтером там, где большая часть бывшей российской интеллигенции отбывала срок. Но и в Москве, и в Воркуте законы выживания были одинаковы. Может быть, поэтому Ефремов потом ничего не боялся. Ни создавать с нуля театр, который станет легендой не только для поколения "шестидесятников", но и для их детей и внуков. Ни реформировать другую легенду - МХАТ. Олег еще в детстве увлекся театром: занимался в драмкружке Дома пионеров. "Если б не это, я бы бандитом стал наверняка!" - скажет он о себе в зрелом возрасте.

В 1949 году, в 22-летнем возрасте окончив Школу-студию МХАТ, Олег Ефремов становится актером и режиссером Центрального детского театра, оставаясь при этом педагогом в своей "альма-матер". И в 1956 году дипломным спектаклем его курса - "Вечно живые" - открылся театр "Современник".

Надо сказать, что к середине 50-х годов МХАТ стал цитаделью всего устаревшего и официозного в театре. Да, там оставались прекрасные актеры, но достойного художественного руководства не было - великие старики уже ушли в мир иной. И вот никому не известный режиссер из детского театра берется возродить русский сценический реализм и систему Станиславского. Театр "Современник" под руководством Олега Ефремова стал истинным продолжателем опыта и поисков Станиславского и Немировича-Данченко, призывавших сочетать на сцене психологическую правду с глубокой и серьезной общественной проблематикой. Спектакли "Современника" за первые полтора десятилетия его жизни всегда были событием не только театральной, но и общественной жизни, включая в себя нравственные, философские и даже политические проблемы.

Все это вызывало ревность мхатовских ветеранов, считавших, что молодые выхватывают у них знамя. И, естественно, когда правительство предложило Ефремову возглавить МХАТ, прославленные знаменитости были недовольны. Говорят, Борис Ливанов пустил в оборот мрачноватый каламбур: "Враги сожгли родную МХАТу". А когда к Масальскому подошел кто-то из новой, ефремовской администрации и сказал: "Вас вызывают в художественную часть", ехидный актер громогласно заявил: "И где это видано, чтобы художественное целое шло к художественной части!".

Впрочем, сам Олег Ефремов был опытный театрал и прекрасно знал актерские нравы, обиды, зависти и ревности. Первым делом он собрал великих мхатовских ветеранов в спектакль "Соло для часов с боем", который поставил, пригласив в помощники ныне самого знаменитого и выдающегося театрального режиссера Анатолия Васильева. Спектакль имел бешеный успех у публики и критики, чего мхатовцы не ведали уже несколько десятков лет. Конфликт поколений был улажен.

Когда Ефремов соглашался уйти во МХАТ, он предполагал, что "Современник" и главный театр страны сольются в один коллектив. Но большинство артистов "Современника" не пожелало объединяться с громоздким, партийно-официозным монстром. Репертуар своего нового театра Ефремов стал заполнять спектаклями на острые современные темы. В труппу он зазывал замечательных артистов среднего и младшего поколения из других театров: И. Смоктуновского, А. Мягкова, Т. Доронину, О. Борисова, С. Юрского, А. Вертинскую, Ю. Богатырева. С. Любшина... Тогда как труппа МХАТа насчитывала почти двести человек, большинство из которых сидело годами без ролей.

И тогда Ефремов решается еще на один крупный шаг: он предлагает создать из труппы МХАТа два театральных коллектива. Один - под своим руководством, другую же часть труппы после большого скандала возглавила Татьяна Доронина. Используя расположение к ней в верхах, Доронина добилась, что и ее коллектив сохранил название МХАТ. Так, в середине 80-х годов появилось два Московских художественных академических театра - имени Чехова и имени Горького. Имена драматургов в названиях двух МХАТов имели принципиальное значение: Чехов символизировал преемственность театра с дореволюционной русской интеллигенцией, а Горький как бы представлял советскую коммунистическую пропаганду. Когда в 1998 году оба МХАТа отмечали столетний юбилей театра, то сделали это на всю страну порознь: в разные дни и в разных стилях. Доронинский МХАТ провел что-то вроде торжественного заседания с концертом, в духе советских празднований. А театр Ефремова устроил массовые посиделки друзей за бутылочкой вина с неформальными тостами и шутками.

Надо сказать, что Олег Ефремов никогда не чурался чарки. Огромное нервное напряжение он снимал типичным русским способом - пьянством. Не был он, как и многие люди театра, чужд всяких амуров. В одном из последних интервью на вопрос: "От чего екало сердце?", он ответил: "Ну, когда выпьешь хорошо, да еще с дамой!". А на вопрос, каких женщин он любил, ответил так: "Очень разных. Когда говорят: незаменимых нет - это неправильно. Я не люблю вульгарных женщин, это сразу меня отвращает".

Ефремов мало отдавал времени личной жизни. Каялся, что не нашел общего языка со своим сыном Михаилом - тоже актером и режиссером. Но, именно Ефремов силой своего огромного дарования и характера пробивал бреши в крепости цензуры, расширяя границы дозволенного властью. Именно он создавал престиж театральной профессии в обществе.

В кино, да и в театре, ему чаще всего доставались роли людей простых, обычных. Но он играл их так, что было ясно: простых, серых, неинтересных людей не бывает. Он людей знал и любил. И люди любили его. В этом смысле у него была счастливая судьба.

- С Олегом Ефремовым я познакомился в 1962 г. в Баку, и до его смерти - а это почти 38 лет - мы общались довольно близко, - рассказывает ведущий программы "Мой серебряный шар" Виталий Вульф. - В последний год его жизни - в 1999-м - мы случайно оказались в одном подмосковном санатории. Каждый вечер я приходил к нему в номер. Он был очень болен: весь обложен трубочками, исхудавший, плохо дышит, грустный взгляд в окно. Говорили мы мало, больше молчали… Но, прощаясь, я спрашивал: "Ну что, встречаемся завтра вечером в семь?" Он согласно кивал в ответ.

- Семья Ефремова жила небогато по сравнению с тем, что сегодня люди вкладывают в это понятие, - рассказывает Евгений Киндинов. - Он ездил на "Вольво", хотя тогда не то, что иномарку - даже "Жигули" было купить трудно. Но машина была подержанная… Быт его вообще не интересовал, он, по-моему, плохо представлял, сколько стоят хлеб и колбаса. И когда мы на худсовете жаловались: "Олег Николаевич! Что-то у нас с зарплатами не очень!" - он делал удивлённое лицо. Хотя одевался он всегда хорошо и разбирался в том, что модно, а что уже отошло.

- Для меня театр был домом - я бегал за кулисами, пока родители работали, - рассказывает сын Михаил Ефремов. - После очередной репетиции мама (актриса Алла Покровская), папа и я пошли в ресторан "Пекин" пообедать. Перед нами - очередь, человека четыре, подождать надо с полчаса. Маме не хотелось топтаться перед дверью, и она шептала папе: "Подними лицо! Лицо подними!" Отец же стоял, опустив голову, низко надвинув кепку. Ему мучительно не хотелось использовать свою популярность для того, чтобы в обход других занять столик и съесть суп.

- Ефремов мог быть добрым и жестоким, открытым и безжалостно ранящим человеческое сердце, - рассказывает Виталий Вульф. - Но женщины его любили. И он любил женщин. И если бы Алла Покровская с большей выдержкой относилась к его эскападам, то, может быть, они пробыли бы вместе гораздо дольше.

- В последние месяцы смотреть на него было тяжело. У него начались проблемы с ногой, и на репетиции он приходил с костылями. Одну ногу клал на костыль, чтобы она меньше болела. Слева стоял баллон с кислородом, от которого тянулись трубочки (у Ефремова плохо работали легкие), а в правой руке зажата неизменная сигарета "Мальборо". Это было то еще зрелище! Но мы не услышали от него ни одной жалобы, - вспоминает Евгений Киндинов.

Михаил Ефремов вспоминал: "Я как-то спросил его: "Что главное в режиссуре, папа?" "Терпение" - ответил он. Проходит время, и я лишь сейчас начинаю понимать, почему Олег Николаевич стал заниматься актерством. Детство отца прошло среди страданий. Если бы в те годы церковь не была в загоне, отец стал бы священником. Потому что он - скорее жрец, чем скоморох".

- Он никогда не говорил о своих недугах, хотя болел тяжело, - говорит Виталий Вульф. - Когда его хоронили, траурная церемония растянулась на несколько часов - попрощаться с ним пришли тысячи человек.

Последние месяцы своей жизни, не расставаясь с кислородной подушкой, Ефремов репетировал пьесу "Сирано де Бержерак" - о поэте, не склонившем головы перед трагическими обстоятельствами и отдавшем жизнь за свои убеждения. Умер Олег Николаевич Ефремов 24 мая 2000 года, на 73 году жизни. Он был последним из великих деятелей нашей культуры, навсегда теперь оставшихся в ХХ веке.

По материалам сайтов: Peoples.ru, People's History, Аргументы И Факты