Получив премию "Овация", Шевчук сильно напился. Что ж, это можно понять. За что боролся, на то и напоролся.

Порой кажется, что Шевчук одним своим присутствием вызывает к жизни пошлость. Ту самую, что пошла в народ. Нутряную. Глубинную. Помните, была в начале 90-х такая безумная передача "Пресс-клуб", где журналисты демократического толка публично демонстрировали народу свою паранойю? Однажды там представляли фильм о Шевчуке. В ходе обсуждения возник вопрос: насколько искренни авторы фильма? В ответ последовало следующее. Журналист со словами: "Для меня "ДДТ" - это вот!" приложил микрофон к груди. Воцарилась тишина. То ли микрофон был неисправен, то ли сердце фаната Шевчука отказалось поддержать его в безумном порыве. Ситуация была неловкой, и ее замяли.

Вообще, вся жизнь Шевчука, кажется, соткана из парадоксов. Вот лишь некоторые из них, наиболее значимые.

"А я вообще никогда не любил рок-н-ролл. Он мне всегда казался примитивным, собачьим ремеслом".

Когда-то молодой Шевчук переживал период, о котором впоследствии спел в песне "У нас в деревне тоже были хиппаны", и носил волосы, как он выразился в том же злополучном интервью, "до яиц". Однажды его отловили на улице комсомольцы-оперотрядовцы со значками с портретом Дзержинского. "В сквере схватили шесть человек и подожгли мне волосы. И они на мне горят. Я просто вырвал клок волос, ударил их, кого куда, упал, тушил себя". Через 15 лет те же самые типажи, что некогда мочили Юрку Шевчука в парке, будут приходить во дворцы спорта на концерты Юрия Юлиановича и орать пьяными голосами: "Юра, давай!"

Детство. Маленький Юра с дедушкой. Дедушку зовут Акрам Гареев. Он читает Коран. Юру ставят на колени, и он послушно повторяет за дедом: "Аллах акбар!" Затемнение. Зима 1995 года. Моздок. Ночь. Полнолуние. Выложенные рядами, брошенные в грязь, лежат трупы русских солдат. Их убили люди, которые, отправляясь в бой, кричали: "Аллах акбар!" Юрий Юлианович Шевчук - единственный крещеный православный на этом импровизированном кладбище. Когда-то он долго думал, что выбрать - ислам или христианство. И вот теперь он начинает отпевать солдат. Много часов подряд. До темноты. Устал, отошел отдохнуть, покурил. И вернулся - вновь отправлять последнюю молитву.

На одном из рок-фестивалей в начале 90-х сорвался концерт - дефицитная в те времена аппаратура "ушла" на концерт "Любэ", проходивший неподалеку. Кто платит, тот и выступает. Шевчук публично со сцены покрыл позором "поганую попсу". Рок-общественность была возмущена. Тогда на рок-фестиваль явился Расторгуев. Принес извинения, сказал, что "так получилось", и под конец растрогал всех присутствовавших классным исполнением битловской Come Together. Потом они столкнутся еще раз. На поле битвы за народную любовь. В окопах на окраине Грозного в январе 1995-го сидел Шевчук. Но гимном воюющей в Чечне армии стали не его песни (возможно, лучшие из всего, что он написал), а творение Игоря Матвиенко "Батяня комбат".

Жизнь несправедлива. И особенно в деле распределения таланта и успеха. Шевчук отчаянно борется за правду, демонстрируя бескомпромиссность и упертость пророка-диссидента. Ему кажется, что если все делать правильно, то получится Настоящее. Может быть. Но только не в искусстве. Здесь торжествует неправильное и алогичное. Гением может быть подонок, конформист, аморальный тип, развратник, убийца, завзятый игрок. Собственно, так оно чаще всего и бывает. Шевчук едет в Америку записывать альбом на лучших американских студиях. Результат - пшик.

Шевчуку по нраву простота. Как говорят его близкие друзья, он любит ездить на всевозможные войны именно потому, что там все ясно - здесь свои, там враги. Должно быть, потому же Шевчук любит драться. О его пьяных побоищах с Кинчевым ходят легенды. Еще он обещал набить морду Николаю Фоменко, но так и не собрался. А рок-журналисту Сергею Гурьеву, который написал, что творчество лидера "ДДТ" - имитация искренности, Шевчук на полном серьезе предлагал дуэль с правом выбора оружия Гурьевым. Журналист отшутился, предложив в шахматы по интернету. Шевчук упорствовал, настаивая на схватке. Просто они говорили на разных языках. Для законченного постмодерниста Гурьева нет в мире (а в рок-музыке особенно!) ничего стопроцентно ясного и однозначного. Для Шевчука же с его бого- и правдоискательством истинно лишь то, что просто и ясно.

Шевчук, несмотря на всю его популярность, в душе так и остался изгоем, одиночкой, бойцовой собакой.

***

- У вас сейчас, у одного из динозавров русского рок-н-ролла, больше всего экспериментов. "Мир номер ноль" была абсолютно новая штука. Сейчас - "Единочество". Много нового выпускаете. Почему так? Старое не нравится?
- Ну, мы ж не в армии служим, чтоб в одних погонах двадцать лет прошагать. Я люблю служивых, но дело не в этом. Просто иначе скучно. Я буду петь свой "Поворот", "Осень" с утра до ночи и что? Так же с ума можно сойти. Вы же творческие люди, сами все прекрасно понимаете. Поэтому мир, безусловно, велик и необъятен, это прекрасно. И существует столько нот и даже ладов в мире. Интересно изучать жизнь, изучать этот океан, который называется Вселенной. Интересна жизнь.

- "Осень" стала саунд-треком к сериалу NEXT-2. Есть такое мнение, что сериал - это массовая культура. Не жалко было отдавать песню массовой культуре?
- Нам навязали сериал, честно скажу. "Реал Рекордс". Мы продали ему "Единочество", два альбома. Причем, это было первый раз в стране, когда группа продала материал, который издатели не слышали. У нас были жуткие долги по студии, по всему... Издатель пошел нам навстречу, оплатил все наши долги. Не зная, что за материал идет в выпуск. "Реал Рекордс" - хорошая фирма, не пиратская. Она серьезная фирма, и они пошли на это. Но они, конечно, навязали нам этот чертов сериал (смеется). Они требовали все хиты: "Осень", "Еду я на родину". Я за эти хиты дрался. Я сказал, что "Еду я на родину" - для многих эта песня ассоциативна. Почему на нее нет клипа? Потому что каждый ассоциирует ее со своей жизнью. Поэтому мы пришли к паритету. Там была "Церковь", там была "Ты не один" и еще несколько песен. Все их мы записали в одном формате звуковом. Как-то в одной стилистике для этого фильма.

- У нас в 9-м классе дети Достоевского читают и все равно слушают попсу и смотрят то, что смотрят. Почему так?
- Почему-то очень многим хочется сделать из наших стран какие-то банановые республики. Чтобы вообще ничего не было. Чтобы быдло бегало... Почему-то многие телевизионщики считают, что это вот народу нужно. Откуда они знают, что ему нужно? Поднять что-то и сделать хотя бы сериал, который сильно зацепил бы. Не о сегодняшнем дне, не о бандитах, не о той клюквенной крови, о которой я сегодня пел. Серьезно поднять, как Шекспир в свое время поднимал тему: "Быть или не быть - вот в чем вопрос!" Я не могу жить в башне из слоновой кости. У меня нет столько денег, как у Бориса Гребенщикова, оттягиваться на Катманду. Мыться там под душем этим небесным каждый месяц, куда он ездит. Я езжу в свою деревню в Лебедивку. Где рядом Карабицыно, где каждый год подыхают четыре мужика от дешевого бухла и героина. Вот и все, вот моя страна. И на самом деле, меня, действительно, это ломает. Я пытаюсь на своих концертах со своими ребятами что-то делать, блин. Хотя бы поговорить честно.

- У вас в песнях очень много вопросов. Когда закончатся черно-белые танцы?
- Ну... Вы знаете, ведь искусство не отвечает на вопросы. Это же не я сказал, даже не Репин (смеется). И не Серега Есенин и даже не Платон. Это естественно, просто искусство задает вопросы. Решать-то нам с вами. Ведь Господь это нам дал - свободу выбора, ответа. А это очень важная вещь. Искусство задает, а жизнь отвечает, и жизнь глубже, чем искусство. То есть сильнее, свирепее, лиричнее, светлее. Жизнь - это другое искусство. Немножко как бы отражает что-то. Такое кривое зеркало. А кривизна зависит от твоей личности, от твоей собственной характеристики...

- Как в Питере дела? Стреляют?
- Отлично! Он давно уже не криминальная столица. В Питере денег нет. Криминал там, где деньги, он был в Москве и в Киеве, в Днепропетровске, ну, еще Екатеринбург. Ну, еще там Дальний Восток. Питеру одно время очень много сливали убийств. У меня есть друзья, которые всяким таким занимаются. Так что я в курсе. Питеру сейчас триста лет. Эти триста лет вошли в какой-то пафос. Сразу началась предвыборная кампания, когда красят дома. Я был строителем и знаю, что это все осыплется через месяц. И когда на дороге не делают пирога, закатывают глину асфальтом. В Питере очень многие люди заработали. С другом мы целый год готовили рок-фестиваль в Питере. И за неделю до 30 мая его запретили. Причем мы не знали даже кто. Я бегал от Матвиенко к губернатору, от губернатора к Матвиенко. И они все тыкали друг на друга пальцем. Посылали в одно место, а потом с этого места в другое. Я понял, что бюрократия развелась в России, почувствовав себя опять безнаказанной. Она может прихлопнуть художника. Мне это очень не нравится. Я был, честно говоря, потрясен тем, что этот рок-фестиваль нам не разрешили. Мне сказали: "Юра, город согласился, но вы уберите всю эту сволочь, наркоманов и алкоголиков". Я говорю: "А кого это, извините?" "Ну, эту вашу молодежь. На стадион Кировский, это за городом". Я говорю: "Хорошее же у вас мнение о молодежи. Далеко пойдете". Из Питера куют сейчас какую-то третью столицу. Не знаю, что-то там не так происходит, нехорошо все. И это я чувствую, и это мне не нравится. Будем бороться.

По материалам сайтов: Peoples.ru, Комок, Правда.ру, People's History